Lying through your teeth again Suicidal imbecile Think about it, put it on the fautline What'll it take to get it through to you precious Over this, why do you wanna throw it away like this Such a mess, why would I wanna watch you?
Снова лжешь себе сквозь зубы Имбецил-самоубийца Подумай об этом, постарайся выбросить из головы Как можно достучаться до тебя, дорогой? Через все это. Почему ты хочешь оставить все В таком беспорядке. Почему я должен наблюдать за этим? A Perfect Circle "The Outsider”
Он был похож на многих и одновременно не похож ни на кого. Он – из того типа людей, которых называют флегматиками, гордецами, заносчивыми гениями – как вам удобно повысить свою низкую самооценку. Что можно сказать о человеке, в одночасье потерявшего все? Литература пишет, что человек, потерявший все – страшен, потому что ему уже нечего терять. СМИ называют таких людей социопатами. А оптимисты говорят, что все все равно придет к лучшему знаменателю. Итачи не был согласен ни с одним мнением. Потерять все – это было состояние души, ставшее неотделимым от него вот уже шесть долгих, муторных, бессмысленных и бесцветных лет. Его не интересовало ни мнение других, ни тихие перешептывания давних знакомых за спиной. Он замкнулся в себе, замкнулся в своей собственной скорлупе, своем собственном космосе, в своем вакууме. Что можно сказать о человеке, потерявшем то немногое, что ему дорого было в жизни? Сказать по правде, жизнь утратила былой смысл и стала скучна, как пресная вода после замысловатого коктейля. Есть одно прекрасное сравнение. Допустим, вы любили считать машины одного цвета. Предположим, красного. Но в один прекрасный день красный цвет перестал существовать. Можно предположить, что вы стали дальтоником, и вместо красного вы видите зеленый, но все равно это не умерит вашу печаль. Вы любили красный цвет во всем его многообразии – от кораллового до бордового, и вас не интересует какой-то там зеленый цвет. Допустим, у вас был свой собственный камень преткновения, свой собственный смысл жизни. И вы поняли о важности его существования только когда его не стало. Представим, что у вас были любящие родители и младший брат. Вы – редкий гений и гордость семьи, вы – главная причина хорошего настроения отца и улыбок матери, вы – пример для подражания собственному брату. И вы не осознаете этого. Вы просто думаете, что так и должно быть, что это нормально. Наивно и глупо, не правда ли? Но жизнь любит бить наотмашь по лицу, словно говоря «смотри, дурак, вот как все на самом деле!» Одна ошибка, одна осечка – и все разваливается прахом. Вы остаетесь в одиночестве, отнюдь не гордом и медитативном, а страшном и всепоглощающем. Вы сжимаете телефон в руке, вы подрагивающими руками вызываете полицию, вы думаете, что все происходящее – страшный сон. Вы можете даже ущипнуть себя за руку, но это не особо помогает, а синяки на руке остаются. Но если вы сильный человек – то вы сможете прийти в себя и начать собирать свою жизнь заново, по кусочкам и осколкам, бережно склеивая то, что можно восстановить. Конечно, на стекле или зеркале неизбежно останутся трещины, но это лучше, чем ничего. Смотреться в разбитое зеркало – к несчастью, но кто сейчас суеверен? Итачи, как и большинство людей, понял все слишком поздно. Оказывается, он не во всем был гением. Но, спустя какое-то время, он смог зажить новой жизнью. Он оригинальным способом развеивал свою скуку и заставлял жить себя хоть как-то. С грехом пополам, с переменным успехом это получалось. Иногда он чувствовал себя обычным человеком, - работал, с кем-то встречался, ел, пил и спал, расстраивался и редко – радовался, ходил в кино, гулял по городу и читал книги. Все почти как у всех. Было немного вещей, которые он любил, и слишком много вещей ненавистных. Иногда он ненавидел себя. В определенные моменты, которые старался забыть. Сейчас же все шло в гору. Под ужасным, неправильным углом, но все-таки шло. Дело, которое он искал всю жизнь, само нашло его, настигло и дало легкий, шутливый подзатыльник. Была одна небольшая заминка – Учиха, привыкший работать один, понял, что без напарника тут не разобраться. Понял он это в тот момент, когда старые враги его настигли. А потом произошла целая череда удивительных обстоятельств, которые суеверные люди называют судьбой. Так просто все не могло быть. Да и забытая уже Карин подвернулась совершенно случайно. Вот так просто? Итачи не верил. Молодой человек задумчиво крутил в руке связку ключей с брелоком в виде британского флага. Эти ключи принадлежали тому парню-журналисту, Хоуку, соседу Карин сверху. Он не успел его толком рассмотреть, единственное, что он успел отметить в своей памяти, - это то, что он был достаточно высок, может, даже выше него, худ, но жилист и силен. Перед Итачи была стандартная дверь с литерой 88. Две перевернутые бесконечности. Рядом была решетка, перегораживающая лестницу, ведущую наверх, на крышу. Ключ от нее тоже был, и достаточно потертый, - значит, владелец любил теплыми вечерами выбираться наверх, и, допустим, смотреть закат или рассвет с любимым человеком. А может, он был такой же одиночка, как и Учиха. Открыв дверь с литерой 88, молодой человек зашел внутрь. В прихожей сразу же включился свет, - где-то стоял датчик движения. Большой зеркальный шкаф-купе слева, кафель на полу, бежевые, под цвет кафеля, шершавые стены. Раздевшись, Итачи прошел дальше. Здесь была совершенно другая планировка, нежели в квартире Карин – гостиная не отделялась от кухни и коридоров стенами, - их просто не было. Все те же бежевые шершавые стены, но в сочетании с паркетом под красное дерево. Слишком богатая и большая квартира для журналиста, работающего фрилансом. Внимание привлекало огромное, почти на весь потолок изображение какой-то хищной птицы – Итачи в них не особенно разбирался, чтобы определить, сокол это, ястреб, или вообще орел. Но нарисовано было экспрессивно, с этим поспорить нельзя: широкие, размашистые мазки черной масляной краски, небрежные, но точные – кисти были в руках у опытного художника. В квартире идеально чисто – даже пылинок на книжных полках не было, но несмотря на это в помещениях чувствовалась одинокая необжитость – к одной стене прислонены черно-белые картины с панорамами и пейзажами городов, так и не дождавшиеся своей очереди быть повешенными на стену, а на кухонном круглом столе стояла одна чашка, закрытый лэптоп и пустая стеклянная пепельница, на плите – турка для кофе. В холодильнике и шкафчиках было достаточно еды, но алкоголя в мини-баре было слишком много. Заглянув в небольшой шкафчик, Итачи удивленно приподнял брови – одного виски восемь бутылок, и только одна из них початая – знаменитый на весь мир «Джонни Уолкер». Закрыв бар, молодой человек прошел в гостиную. Включив там неяркий свет, он снова увидел все то же сочетание паркета с бежевыми стенами, хайтековский стиль и идеальную чистоту. Но не это привлекло его внимание. На стенах были развешаны фотографии. В черных матовых рамках, черно-белые и матовые, - будто фотографии покойников. Размытые образы были слишком знакомы. Итачи подошел ближе и почувствовал, что обычно спокойное сердце сбилось с привычного ритма, а в разум закралась парочка бредовых подозрений. Фотографии были развешаны в хаотичном порядке, и первым, кого он увидел, - это Узумаки Наруто. Конечно, это был он – такой яркой улыбки больше нет ни у кого. А рядом с ним был, конечно же, брат. Саске, что ты здесь делаешь? Подумал Итачи это или произнес вслух – было совершенно неважно. На город уже спустились сумерки, и в квартире был приятный кофейный полумрак. Брат смотрел на Итачи со всех фотографий. Своим спокойным, глубоким, внимательным взглядом, с возрастом ставшим чуть насмешливым. Кое-где он улыбался тихой и немного неуверенной, как у матери, улыбкой, где-то смеялся. Итачи помнил его звонкий смех, но Саске тогда был совсем мальчишкой. На многих же фотографиях Саске был явно старше шестнадцати лет. Фотографии из какого-то бара, где он в форме бармена – значит, совершенно точно тут ему больше восемнадцати лет. А сейчас…сейчас ему должно быть двадцать два. Невозможно. Обстоятельства не могут так складываться. Так не бывает, - думал Итачи, мельком просматривая остальные комнаты, в которых не было ничего интересного. Одна из комнат была заперта, но это уже дело ее владельца. Итачи раздраженно покусывал костяшки пальцев, сидя на кухне, куря одну за одной и запивая сигаретный дым кофе с найденной где-то в закромах корицей. Все происходящее слегка пошатнуло его картину реальности. Молодой человек очень, очень, очень хотел увидеть хозяина квартиры, и молился всем богам, как умеет молиться только истовый атеист и скептик – чтобы это был не его брат, чтобы это был какой-нибудь его одногруппник, друг, коллега по работе, да кто угодно! Все происходящее походило на невероятное везение – или насмешку, плевок в лицо. Учиха совершенно не понимал, как воспринимать такой поворот обстоятельств. Он даже немного растерялся, но признаться мог в этом только самому себе. Другой вопрос, если его подозрения беспочвенны - врал ли Узумаки? Это был хороший вопрос, но ответа Итачи знать не хотел. Тем он и был хорош. Учиха Итачи давно попрощался со своим братом. Он давным-давно отпустил его, сказал ему «прощай», но главная, связующая нить, брешь в логике поступка, не давала забыть его окончательно. Молодой человек часто ловил себя на мысли, что думает о Саске почти каждый божий день. Где он, что с ним, как он провел день? Учится или уже работает, встречается с кем-нибудь, пытается, как Итачи, жить нормальной жизнью? Вспоминает ли своего брата, который подшучивал над ним все его детство?.. Сейчас же мысли были совсем невеселые. Воспоминания легкой паутиной завладевали им, всплывали на поверхность из самых потаенных уголков разума, отзывались тупой болью где-то внутри. Конечно, он мог сейчас сосредоточиться на расследовании, сверить свои записи, сделать пару звонков, выбраться в сеть, взломав пароль на нетбуке, пробить пару догадок по своим базам, - так бы Итачи поступил в любой обычный день или ночь. Но сегодня было что-то особенное. В сумерках было свое особое очарование – Итачи всегда любил ночь больше, чем яркий солнечный день во всем великолепии своих кричащих красок. Зимний воздух, чье дыхание чувствовалось из приоткрытого окна на кухне, вяло тормошил легкий тюль, прохладно касался скул Итачи, и чуть пробегал по длинным волосам. Итачи мог себе признаться, что он с нетерпением ждал Хоука Коннора, неизвестного ему пока персонажа, который вызывал неподдельный интерес у обычно равнодушного к людям Учихи. Стрелки часов уже показывали два часа ночи, но сна не было ни в одном глазу. Подозрительные, невеселые мысли врывались в мозг. Единственное, что от них спасало – это литература. Сколько себя помнил, Итачи всегда любил читать. Позже этим заразился и Саске, только если младший брат читал чуть ли не все подряд, то Итачи был придирчив к содержанию книг. И он уж никак не ожидал увидеть на книжных полках журналиста такого пестрого разнообразия книг. Он взял одну, практически наугад – им оказался Чак Паланик. Что ж, это на любителя, но отвлечься и скоротать время помогает. Выпив горсть таблеток, которые дала ему заботливая Карин, он присел на широкий диван в гостиной. Паланик всегда служил для Итачи липкой, лекарственной, обезболивающей дремотой, путающей разум. Но сейчас это было в самый раз. Сейчас нужно было именно это, нужно было окунуться в шизофреничные, грязные и циничные истории героев «Призраков», а не в свои собственные воспоминания. Сейчас нужно было именно это, - спокойствие, а не нарезание кругов по квартире в поисках того, что указывало бы, что владелец квартиры – пропавший, исчезнувший из его жизни Саске. Сейчас нужно было успокоить бурю. И это получалось. Неторопливо куря, не жалея свой организм и варя себе кофе турка за туркой, насыпая корицу и сахар в горячий напиток, - он отвлекался. Нужно просто выждать, - говорил себе Итачи, - шанс на то, что это окажется Саске, очень мала. В половине четвертого утра в двери повернулся ключ, но Итачи уже попал в плен дремы, всегда овладевавшей им под утро. *** В подвыпившем состоянии идти пешком на последний этаж было ох как непросто, даже если ты перед этим прогулялся по нескольким кварталам, где хозяйствовала колючая метель. Поднимаясь, Хоук останавливался несколько раз на перекур, потому что хмельная голова кружилась совсем неприлично. В таких ситуациях он всегда задавал себе один и тот же вопрос, -почему его всегда тянет пить с Наруто? Конечно, скука и хандра его тянет. Конечно, он никогда не признается в том, что с Наруто он чувствует себя таким, какой он есть. Он просто не замечал этого. Хоук поднимался по лестнице, а мысли его скакали с каждой ступенькой, сменяя друг друга в бешеном темпе. Интересно, думал он, какой его сожитель? Он повернут на своей работе, или же он просто зануда? Можно ли с ним будет весело поржать, как с Наруто, или же у него совсем нет чувства юмора? Хоук ловил себя на мысли, что ему совершенно наплевать. Кем бы ни был этот Майлз Ховердейл, ему абсолютно все равно. Но будет ли ему все равно завтра?.. Дойдя до предпоследнего этажа, парень остановился. На лестничной клетке курила Сакура, завернувшись в свой алый шарф. Вид у нее был задумчивый и меланхоличный, какой бывает обычно у людей, бодрствующих ночью. - Ну чего ты не спишь, Сакура… - протянул Хоук, опираясь на перила, - четвертый час ночи уже. Почему-то ее хотелось обнять. Харуно как-то странно на него посмотрела, словно видела его в первый раз, словно пыталась заглянуть ему в душу, словно искала поддержки в его глазах. У нее был тихий, чуть севший голос: - Мне просто не спится, Хоук. Не могу заснуть. - А вот я засну очень быстро. – хмыкнул парень в ответ. На губах Сакуры промелькнула быстрая улыбка. - Да вижу. Беспохмельного утра тебе. - Бывай. – парень сделал прощальный жест рукой. Он прошел еще один лестничный пролет и в нерешительности остановился возле своей двери. Нет, у него были ключи – Карин Коннор передал запасной комплект, - но странное чувство овладело им. В его квартире жило всего несколько людей – это предыдущий сожитель квартиры да Наруто, и тот – пару дней. Хоук слишком любил одиночество, чтобы с ним делиться, но в последнее время…тишина угнетала, а музыка не спасала. Алкоголь глушил, Наруто забирал лишь на время. Девушки у Хоука надолго не задерживались, на парней он не засматривался. Ситуация была печальна со всех сторон. В такие моменты Хоук чувствовал себя каким-то неправильным, иррациональным, единственным в своем роде. И не находилось человека, способного его принять таким. Парень вошел в свою квартиру, заметив, что нутром он сразу почувствовал чье-то присутствие – пока чужое. Коннор тихо снял пальто, перчатки, шарф и ботинки, и прошел на кухню, поставив чайник кипятиться – хотелось выпить чего-нибудь горячего, но не горячительного. Стрелки часов показывали раннее утро, - а это значило, что новый сожитель должен уже спать. Он и нашелся – на диване гостиной. Взгляд за него цеплялся – потому что посмотреть было на что. В нем была изящность – это было видно даже по тому, как Майлз Ховердейл спал. На вид ему можно было дать не больше двадцати восьми лет, а может, он был младше – слишком измотанный вид у него был. Красивые, блестящие и прямые волосы, собранные в низкий растрепанный хвост – нечасто можно увидеть. И – какое-то странное желание, - провести по ним рукой, ощутить их холодную шелковистость. Изломанные, резкие, будто вырезанные из бумаги, линии тела. Узкие ладони и длинные пальцы – такие, как бывают у музыкантов или художников. Правильные черты лица, прямой нос и тонкие губы. Чуть покрасневшие веки и бледность полуночника, - Ховердейл словно был болен чем-то. Хотя, подумал Хоук, люди его профессии не могут быть здоровыми, так ведь? Почти так же, как вы не сыщете журналиста, у которого все в порядке с психическим и физическим здоровьем. Поладят ли они? Почему-то парня беспокоил этот вопрос, хотя десять минут назад ему было откровенно плевать. Проявив гостеприимную заботливость, Хоук накрыл гостя своим любимым пледом – в шотландскую клетку, - и отправился курить на застекленный балкон, прихватив с собой чашку чая, отвратительного чая с ромашкой, который приносил ему спокойный сон без ярких снов. Он и не заметил, что гость зашевелился и проснулся, чуть приоткрыв свои темные, с редким миндалевидным разрезом, глаза. Со спины Хоука Коннора можно было принять за хлипкого мальчишку – было что-то в линиях его тела угловатое, подростковое. Он меланхолично курил, подперев голову рукой, позволяя ночному ветру играть с темными волосами. Итачи присел рядом – на такой же потрепанный барный стульчик, на котором сидел и парень. Хоук почувствовал его появление, и поднял узкую ладонь, жестом показывая молчать и прислушаться. Итачи подчинился, но смог распознать лишь какие-то голоса снизу, один из которых отдаленно напоминал Карин. Любит слушать, как идет чужая жизнь? Странное хобби. - Покурить найдется, парень? – тихо спросил Учиха, пытаясь рассмотреть лицо Хоука. Это было достаточно сложно, учитывая то, что были утренние сумерки, а ветер, играющий с отросшими волосами Коннора, закрывал чуть ли не половину лица. Но Хоук был младше – об этом упоминала Карин, говоря «не обижать мальчика и быть с ним повежливее». Ему показалось, что Хоук хмыкнул, и в следующую секунду в сторону Итачи скользнула открытая пачка сигарет. Это был скорее ленивый и уставший жест, нежели презрительный. Редкая, неизвестная марка. Пачка светлого цвета. Итачи закурил, отметив, что дым какой-то странный, пахнущий пряным черносливом, и бросил взгляд вниз, на город. Смотреть, конечно, было особо не на что, но Учиха любил высоту в любых ее проявлениях. Иногда спокойное созерцание помогало сосредоточиться, а уставшие глаза расслаблялись в приятном мраке ночи, и словно видели лучше. Итачи казалось, что он сам нервничает. Лицо парня с птичьим именем могло стать ответом на все его вопросы и терзавшие мысли. Разговор с Наруто заронил в Итачи слабую тень сомнения, которая сейчас неприятным колокольчиком заявила о себе. Учиха знал, что Наруто ему лгал, лгал совсем неправдоподобно – он видел это по его глазам. Осечка? Но что, если?.. Нет, его не могли достать. Его младший брат слишком умен, чтобы просто так попасться. Он умел видеть далеко, но не умел видеть того, что у него под носом, того, что очевидно – и поэтому сбежал. Глупый, глупый брат. Но Итачи дал ему свободу, он не стал гнаться за ним, как ребенок гонится за ветром, - это было гибельное, по его мнению, дело. Но сколько ни думай об этом, сколько не убеждай себя в правильности решения, - Итачи бы отдал все, чтобы увидеть Саске, хотя бы мельком, хотя бы на долю секунды, увидеть, как он пишет, сосредоточенно читает или расслабленно спит, как он любит, развалившись на постели. Но круг не должен был замкнуться, а жизнь должна продолжаться дальше. У Итачи была другая, иногда невообразимо скучная, с недостатком адреналина, жизнь, и другие дела, никак не связанные с Саске. Но одна мысль все равно терзала - этот мир слишком тесен, чтобы два брата, которые с возрастом стали думать практически одинаково – или это Саске подстраивался под него? – не встретились, как он встретился с Узумаки. Это не предвещало ничего хорошего. На телефоне Коннора играло что-то неторопливое. Действительно, почти детская привычка – использовать телефон не по назначению. Но Итачи узнал мелодию, - да ее должен узнать любой человек на планете! – этот неторопливый гитарный перебор не перепутать ни с каким другим. «Лестница в небо» Цеппелинов в свое время была его любимой песней. Когда-то очень давно, в городке, где ветер приносил запахи трав и луговых цветов. Здесь она звучала как-то страшно неуместно. Конечно, никто этого не заметит, кроме него. Итачи продолжал изучать понемногу просветляющийся пейзаж, потом решил сделать себе кофе, такой же, с корицей и сахаром, взял свои сигареты, и снова курил со словно заснувшим на месте Хоуком. Конечно, это было не так. Парень словно привыкал к нему, украдкой наблюдал за ним, словно запоминая его движения и привычки. Он курил и курил, казалось, для него это было так же естественно, как и дышать. Итачи не нарушал предрассветного молчания, потому что оно не было тяжелым или каким-то неуместным, - совсем наоборот. Постепенно ветер утихомирился, и из застекленного балкона с распахнутыми настежь окнами можно было наблюдать зарождающийся рассвет. Пропали редкие звезды, и небо, став чернильно-черным, постепенно начало осветляться, как будто акварель, легшую слишком темным пятном, осторожно размывали водой. Добавились новые краски, - фиолетовые, коралловые и розоватые, - а далекая полоска горизонта окрасилась в цвет золота, - день обещал быть ярким. Хоук выбросил докуренную до фильтра сигарету вниз. Не без изящества повернулся и протянул руку, нарушив молчание длиною в маленькую вечность: - Доброе утро, сосед. Итачи пожал протянутую руку с длинными пальцами и взглянул в лицо Коннора. Ему понадобилось меньше секунды, чтобы подавить вспыхнувшие эмоции, молнией прорезавшие сознание и подсознание. Это было просто Рождество. Это было воплощение потаенного страха и желания, что-то реальное и не реальное. Это невозможно! – стучало в мозгу. Но Итачи же думал о такой повороте событий, и вот, получай опровержение теории вероятности! Если бы мир рассыпался на осколки и собирался заново, теряя мелкие детали и оставляя лишь самую важную, Итачи бы не заметил этого. Может быть, чуть-чуть, краем глаза, периферийным зрением. Он знал этого человека, чей образ в предрассветном свете казался невероятно четким. Он знал эти глаза, эти тонкие, но точные очертания лица, да и растрепанные черные волосы выдавали его собеседника с головой. Хрупкие запястья, узкие ладони с длинными пальцами, с чуть обветрившейся кожей и очень холодные – точно такие же, как у него, как у Итачи. Саске. - Доброе. Итачи ждал реакции. Ждал удивления, узнавания, каких-то слов. Может, что-нибудь вроде: «О, привет, Итачи, давно не виделись», хотя более правдоподобным было бы «Ненавижу тебя». Это Учиха знал точно, и где-то в глубине души он хотел, чтобы Саске произнес эти слова. Совсем повзрослевшим, с чуть заметной хрипотцой, голосом. Но ни того, ни другого не последовало. В темных, темнее, чем у него, глазах не промелькнуло ни узнавания, ни удивления, ни ненависти. Ничего. Антрацитовая глубина была пуста. Саске лишь слабо улыбнулся, разбивая рукопожатие. Итачи хотелось выйти отсюда, выйти из этой квартиры, отвернуться и не видеть – слишком чужой, странной и неправильной была улыбка, не улыбка его брата. Саске так не улыбался, никогда так не улыбался, - лживо и неискренне, холодно и вежливо. Что с тобой произошло, черт побери? - Хоук Коннор. - Майлз Ховердейл. Обмен именами был бесполезен – они знали друг друга. Но знал ли Хоук Коннор Учиху Итачи? Итачи делал предварительный вывод, что не знал. Это внушало страх, самый страшный из всех – быть забытым. А быть забытым Саске… Но это же был не Саске. Не Саске, правда ведь? - Ховердейл, ты прости, но я спать. Завтра поговорим. Твоя комната первая же после гостиной. Располагайся. Итачи даже хотелось горько улыбнуться над ситуацией. О чем говорить, интересно узнать? Он не знал, как относиться к этому человеку. Он не знал, кто это – его брат, выработавший прекрасные актерские навыки и играющий с ним в свою пьесу, или же реальный человек, реальный Хоук Коннор? «Несчастный случай». Слова Узумаки звучали как приговор, но многое теперь вставало на свои места, а недостающие детали паззла идеально подходили к имеющимся. Вот почему ты не мог его найти, Учиха. Вот почему его нет ни в одном справочнике, ни в одной базе данных, его адреса и телефона не найти нигде. Учихи Саске просто не существует. Вот так просто он от тебя скрылся. Может, ты и не хотел его преследовать, но он так не думал. Подумай, каково ему было? Учиха Итачи не мог заставить себя лечь спать. Приветливое солнце заглядывало в окна, разливало свой обманчиво теплый свет по полу и стенам, пыталось дотянуться до Итачи, который просто не находил себе места. Давно он так не нервничал, давно в его крови не было столько адреналина. Совсем рядом, за тонкой стеной, в пределах досягаемости, такой живой и одновременно мертвый – Саске-Хоук. Итачи подождал полчаса, и, не выдержав, тихо приоткрыл дверь. Контраст с остальной квартирой, утопающей в солнечном свете, был разителен. Плотно задернутые шторы, холодная черно-бело-синяя тональность. Спартанская обстановка, и главное достоинство комнаты – простая, в икеевском стиле, но большая кровать. На ней, практически по нос завернувшись в бело-синее одеяло, мирно спал Саске. Или же все-таки Хоук? Чертова чехарда личностей. Плевать. Это все равно он, как бы он ни изменился, сколько бы имен не поменял, как бы сильно головой не стукнулся – это не отменяет того факта, что он – его младший брат. Правда, теперь взрослый совсем… Итачи осторожно, пытаясь унять взволнованно стучащее сердце, присел на корточки рядом с кроватью. Он просто смотрел на Саске, просто смотрел и вспоминал полузабытые черты, заново отпечатывал их в своей памяти. Он понимал, что теперь не сможет уйти, не сможет отступить, не сможет не жить с ним бок о бок. Он будет издеваться над собой, как издевается наркоман, не принимая дозу, которая находится у него в кармане. Это будет его личный метод мазохизма…но только сейчас Итачи впервые осознал, насколько живым он себя почувствовал, оказавшись рядом с Саске. И он не мог отказаться от этого после шести лет, полных безысходности. Младший мирно спал, в своей привычной манере, которую Итачи знал с самого его детства, - развалившись на кровати по диагонали, подложив руку под голову. Со стороны смотрится очень забавно. Итачи тихо, незаметно даже для себя улыбнулся, но на душе у него было неспокойно, - слишком непривычное состояние, чтобы с ходу в нем разобраться. Впервые в жизни Учиха захотел отложить что-то на другой день, на завтра, на послезавтра, на следующую неделю, зачеркнуть все графики и расписания в органайзере, вырубить телефон и отключить интернет, плюнуть на, возможно, расследование всей его жизни, и просто жить. Мечта была слишком романтична и несбыточна. Итачи тихо закрыл за собой дверь, оставив своего не-брата в объятиях сновидений. Он поспит несколько часов, и начнет работу. Как раз солнце будет садиться, и свет не будет резать уставшие глаза. Он снова будет отвлекать себя, пока не привыкнет к присутствию Саске, - пока ему не станет наплевать, пока мозоли перестанут быть такими болезненными, пока не растворится соль в открывшихся ранах, пока… Что «пока»? Он просто потянет за первую ниточку. Он отвлечется, как можно на дольше. Возможно, за ниточкой окажется целый клубок, который Итачи распутывает с особым удовольствием. Сейчас это будет просто лекарством от реальности. Нужно было начать с Принцесски, вроде как-то так ее называла Карин. Однако Итачи знал эту своеобразную розоволосую девушку совсем под другим прозвищем – Пинки. Под описание она подходила идеально точно – потому что это и была она. Но слабо верилось, что соседка Карин во всем как-то замешана. В любом случае, она будет полезна. Да, повторил себе Учиха, Пинки ему сейчас важна больше, чем Саске, спящий за стеной. Он будет вбивать себе это в голову. Круг замыкался снова. Но эот этого только интереснее, не так ли? Сколько себя Итачи помнил – ему всегда было скучно в этой реальности. Способы развеять хандру всегда находились, с возрастом более азартные и опасные, будоражащие кровь настолько, что глоток кислорода после победы пьянил не хуже терпкого испанского вина. Он всегда держал себя в рамках и одновременно был вне них. Лишившись всего и ощутив настоящую, циничную свободу выбора и жизни, Итачи на пару лет пропал из поля зрения всего мира. До этого он работал в полиции, но, сочтя работу слишком пресной и нудной для него, он уволился и уехал. Все восприняли это спокойно, - еще бы, такая трагедия в семье. Даже признанному гению, окончившему школу в пятнадцать лет, просто так не перешагнуть через весь этот ужас. Вскоре Итачи предложили работу. Он так и не знал, как на него вышли, но в один далеко не прекрасный дождливый день в дверь маленькой квартирки на окраине мегаполиса постучали. Предложение было заманчивым: работать в компании, занимающейся не совсем законным промышленным шпионажем. Здесь навыки Итачи как детектива с острым умом и логическим мышлением нужны были как никогда. Он согласился практически не раздумывая. Дела проходили в парах или в команде, в зависимости от сложности задания. Напарники практически всегда были разные, но Итачи сработался практически со всеми. Дейдара, Какузу, Хидан, Кисаме. Первый – эмоциональный и яркий, хитрый и шумный, прекрасный актер и болтливый собеседник. Второй – неразговорчивый и расчетливый, незаметный в толпе и жестокий на деле. Третий – просто повернутый, Итачи им особо не интересовался. Чаще всего он работал на паре с четвертым, Кисаме, который, как ему казалось, даже в чем-то понимал его мировоззрение. Таким умением могли похвастаться немногие, плюс ко всему Кисаме был циником во многих вопросах, и его мнение часто не совпадало с интересами Учиха, что порождало увлекательные псевдоинтеллектуальные беседы. Они бы остались хорошими друзьями, если бы Итачи однажды не понял, что с него хватит. Он свалил, как крыса с тонущего корабля. Наработанные за полтора года связи остались, и через них он и узнал, что всю его команду накрыли, но об этом сообщалось настолько неуверенно, что вызывало лишь усмешку. А Учиха начал все заново. Обналичил свой банковский счет, подыскал себе небольшую, но уютную квартирку в тихом районе, достопримечательностью которого были древние липовые аллеи, и стал работать, как он хочет. Никаких детективных агенств и настоящих имен. Люди сами искали его. Итачи брался за любую работу. Что угодно, лишь бы не гнить заживо от собственной нереализованности, что угодно, лишь бы ни о чем не вспоминать. Примерно в тот период он и встретил Карин. Конечно, ничем хорошим это не могло кончиться. Итачи был слишком зациклен. На себе, на своей работе, воспоминаниях и прошлом, на всем, что угодно, но только не на окружающем мире и людях. Иногда он просто смеялся над тем, какие бешеные деньги готовы выкладывать богатые люди за услуги частных детективов. Особенно женщины. Звонок одной такой женщины заинтриговал его. Это должен был быть не просто шпионаж, здесь, по ее недвусмысленным намекам, крылось что-то очень крупное и интересное. Что-то неординарное. Наконец-то. Все переворачивалось вверх дном, выворачивалось наизнанку, меняло свои цвета на противоположные. Реальность искажалась, как хотела. Итачи лежал на своей кровати, не жесткой и не мягкой, и смотрел в потолок, пытаясь, наконец, выкинуть из головы все ненужные мысли и вспыхнувшие воспоминания. Вон, их главный катализатор спит сном ребенка, и даже мило посапывает во сне. Но что, если… Итачи не успел додумать спонтанную мысль. Сон накрыл его своим темным одеялом, дав измотанному молодому человеку несколько часов покоя. Саске ушел так же бесшумно, как и пришел. В залитой солнцем квартире было пусто, так же, как и на душе Итачи. Он проснулся в полдень, чувствуя себя более измотанным, чем обычно, позавтракал, выпил несколько чашек кофе и думал уже собираться в банк – бумажник показывал свое дно, - как в дверь позвонили. Итачи насторожился. Кто мог придти в такой рабочий час? К Саске или все же за ним? Как бы то ни было, он все равно собирался открыть. Оставив недокуренную сигарету в пепельнице, молодой человек подошел к двери. Сняв ключи с крючка, он отпер дверь. За ней стояла, завернувшись в свой яркий шарф, девушка с розовыми волосами. Тебя кто-то направляет, Итачи, - промелькнуло в голове, - или это просто опять череда обстоятельств. Пинки казалась удивленной, а детектив имел возможность рассмотреть ее получше. Хрупкая и невысокая, с каким-то внутренним надломом, она была совершенно не похожа на того уверенного в себе бойца, которого он видел. Она переминалась с ноги на ногу, как неуверенная школьница, чувствуя себя неуютно под внимательным взглядом. Совершенно нормальная реакция людей на него, Итачи. Почему-то людям было тяжело выдержать его взгляд. Кисаме говорил, что все из-за того, что Учиха всегда смотрел слишком прямо, словно знал, что человек думает на самом деле. Литература называла такой взгляд «тяжелым». Но почему-то Саске всегда был единственным, кто мог спокойно смотреть в глаза своему брату. Раньше, когда они жили в родительском доме, братья могли часами играть в гляделки, словно проверяя друг друга. - О…привет, - неуверенно произнесла девушка, скрещивая тонкие руки на груди, - А Хоук дома? Я хотела с ним поговорить. Какие у этой девушки дела с Саске? Был ли это слабый укол ревности, который всегда испытывал Итачи, понимая, что делит своего брата с кем-то еще, - он не знал. - Его сейчас нет. Заходи. – Итачи отошел внутрь, пропуская девушку. Она немного помялась на пороге, но все-таки зашла. - Майлз, правильно? В ее взгляде было любопытство. Конечно, Карин должна была рассказать о нем. У его бывшей девушки была плохая черта, которая раздражала Итачи – болтливость. Пинки изящным движением сняла шарф, оставшись в потрепанном зеленом свитере и темных джинсах. - Верно. – кивнул Итачи, проходя вместе с ней на кухню и доставая из шкафчика молотый кофе. – А ты?.. – он чуть приподнял бровь. - Сакура, - чуть нервно улыбнулась девушка, прислонившись к столешнице и украдкой наблюдая за ним. Какие разительные контрасты могут сочетаться в людях. Кто бы мог подумать, что вспыльчивая и жестокая на площадке Пинки окажется стеснительной девушкой по имени Сакура. Во всем этом есть доля иронии, не так ли? Нет, это не ирония. Это парадокс. - Настоящее имя? - Да. - Необычный выбор. Конечно, имя настоящее – иначе бы она придумала что-нибудь поинтереснее, а не настолько очевидное. - Не мне спорить с решением родителей, - вздохнула девушка. – Как ваша рука? Она едва заметно нервничала. Итачи на это особо не обращал внимания. Его интересовало немного иное – Сакура была источником так необходимой для него информации, пока еще не взломанной базой данных. - Сносно,- кивнул Итачи, - Хорошая работа. Учишься? - Да. Медик, избивающий людей до полусмерти. Повисло молчание. Учиха делал кофе, а Сакура достала свою пачку тонких сигарет и закурила. Итачи не любил курящих девушек, но так получалось, что они всегда его окружали. - Корицу любишь, – он решил разорвать тонкую пелену молчания, - И, кстати, ты давно общаешься с Хоуком? – Сакура кинула на него быстрый взгляд. Итачи отметил, что глаза у нее ненатурального зеленого цвета, - линзы, но красиво. Вполне в духе Пинки. - Да, с корицей было бы неплохо, - задумчиво улыбнулась девушка, стряхивая пепел и присаживаясь на стул, - Мы хорошие друзья. - Расскажи мне о нем. Итачи спиной почувствовал ее недоверчивый взгляд, словно Пинки думала, рассказывать ему или нет. Неужели есть что-то компрометирующее? - Не знаю, с чего начать. - Просто расскажи, что он за человек. У Саске никогда не было девушек-подруг. Он всегда скептически к ним относился. У Саске всегда был только Наруто и Итачи. Сакура, казалось, задумалась, выдыхая дым. - Хм… - протянула она, - несколько лет назад, - сделал еще одну затяжку, - он снимал здесь комнату. Мы с ним случайно столкнулись на лестничной клетке, - он просто никогда не ездит на лифте, а ходит пешком. Это одна из самых больших его странностей. А так он вполне адекватный человек, - Сакура сделала паузу, - Замкнутый, но вполне адекватный. - А куда делся владелец квартиры? – задал насущный вопрос Итачи, неторопливо помешивая кофе в турке и следя, чтобы кофе не убежал. - Это интересный вопрос. Я не знаю подробностей, но эта квартира теперь принадлежит Хоуку. - Вот как. Интересно. - Вы не успели пообщаться? - Не люблю, когда отвечают вопросом на вопрос, - отрезал Итачи, поворачиваясь к ней. Сакура чуть замерла под его взглядом, но страха в ее глазах не было. Она выдерживала и не такие проверки на стойкость. Но во всем было свое «но». Она никогда и ни у кого не видела таких глаз – красивых, невероятно темных, холодных и безразличных. Этот взгляд ломал, заставлял подчиняться и подавлял. - А я не вижу проблемы в том, чтобы узнать побольше о вас. И почему вы так интересуетесь Хоуком. – Сакура тщательно подбирала слова, говорила медленно и тихо. Детектив промолчал и отвернулся, разливая ароматный кофе по чашкам. - Разве я не имею права знать, с кем я живу? Я привык быть осведомленным во всех подробностях дела. Это профессиональное. Итачи сел напротив нее, поставив на стол две дымящиеся чашки. В воздухе витал пряный аромат корицы. Его длинные волосы, собранные в хвост, бликовали на солнце. Несколько коротких прядей выбились и красиво обрамляли лицо с правильными чертами. Да, подумала Сакура, Майлз был красив своей холодной правильностью. Она резко затушила сигарету в пепельнице. - Он из тех людей, которые себе на уме. Никогда не поймешь, что творится у него в голове и что он сделает в следующую секунду, так скажем, - усмехнулась она. Детектив внимательно на нее посмотрел, словно делал какой-то вывод. Он неторопливо отпил горячий кофе, чуть нахмурившись. Поставив чашку на стол с негромким стуком, он сцепил руки в замок, совсем так же, как часто делал Хоук. Тонкие губы чуть дрогнули. - А он знает, кто ты такая, Сакура? Глаза девушки удивленно расширились, а по спине пробежал холодок. И вместе с этим – спокойное осознание. Она была готова к этому разговору. - О чем вы? Детектив тихо фыркнул. - Плохо притворяешься. Может, станет понятно, если я назову тебя, к примеру, Пинки? Повисла изматывающая пауза. В гостиной тикали часы, и этот звук казался жутко неуместным в звенящей тишине. Сакура попыталась расслабиться, откинувшись на жесткую спинку стула и закинув ногу на ногу. Она выдерживала взгляд Майлза, прекрасно понимая, что он не блефует. Он знает. Она взяла из его пачки сигарету, не спрашивая разрешения, и свободно откинулась на спинку стула. - Нет. Не знает. – тихо, со скрытой угрозой произнесла она. - Хорошо, ученица Тсунаде, - чуть кивнул Итачи, закуривая и чуть поморщившись от боли в руке. – Ты мне пригодишься. Сакура удивленно вскинула брови. Ей не понравился тон фразы. Она чувствовала себя вещью. И ей не нравился такой поворот в разговоре. - Вы ведь детектив, да? – попыталась перейти она в более мирное русло, - Учиха Итачи, как я понимаю. Что за расследование ты ведешь? В руках Итачи неожиданно щелкнула зажигалка, но лицо осталось таким же бесстрастным. - Что ты знаешь о Скорпи? - Отвечаете вопросом на вопрос? – холодно улыбнулась Сакура, скрестив руки на груди. - Нет. – невозмутимо ответил Майлз, - Я их просто задаю и жду ответа. Сакура вздохнула. Она решила подыграть Учихе. - Он боец какой-то крутой корпорации. Он считается лучшим во всех кругах. Молодой человек, казалось, был удовлетворен ответом. Он сделал еще один небольшой глоток кофе и придвинул стул поближе. В его глазах мелькали тщательно скрываемые эмоции, Сакура это чувствовала. Любопытство? Азарт? А может, все вместе? - Мне нужно твое содействие, - быстро произнес он, чуть растягивая гласные. – И мне нужен свой человек в этой корпорации. - А что, нашел что-то интересное? Майлз откинулся на спинку стула, совсем как Сакура, но гораздо изящнее. В этом движении была ленивая усталость, в то время, как в бойце чувствовалась готовность к бою. - У меня есть сведения, что корпорация «Хэвен» занимается нелегальным производством психотропных препаратов различного губительного действия. Ты должна будешь добраться до их верхушки. Самый простой способ – это выбить с площадки Сасори. - Еще раз? – не поняла Сакура. -Ты должна будешь убрать его с моей дороги , - пояснил детектив, смотря на нее, как на маленькую глупую девочку. Сакура рассмеялась, проигнорировав приказные нотки в голосе Итачи. Она резко поднялась, с силой стукнув чашкой о стол. По белой керамике прошла трещина, и горячий кофе расплескался по матовой поверхности стола. Пинки оперлась о стол, чуть перегибаясь через него к Итачи, и зашипела ему в лицо, зло сощурившись: - Я всегда знала, что мне когда-нибудь представится случай сбить спесь с этого ублюдка. Но не по твоей указке, детектив. Если хочешь со мной сотрудничать, то тебе придется считаться с моими интересами. Я никому не позволю собой управлять. Теперь Итачи узнавал в Сакуре ту Пинки, которую он видел. Зеленые глаза блеснули азартом, осанка выпрямилась, а на бледных губах играла кривая полуухмылка-полуусмешка. Она вся напряглась, нервозность ушла из движений, и ее заменила плавная хищная грация. - Но у меня есть другой вопрос, - Сакура заправила выбившуюся прядь за ухо, - в чем будет моя выгода, если я соглашусь на эту авантюру и буду сотрудничать с тобой? Детектив чуть прищурился, а на его губах промелькнула победоносная усмешка. Даже когда он вот так усмехался, не смеялся и не улыбался даже, Сакура понимала Карин. - Ты уже согласилась, когда сказала, что хочешь сбить спесь с Сасори. Тон Майлза был абсолютно безапелляционным, но он все же старался не перегнуть палку. - Ну да, я согласилась. Но какая выгода лично для меня, а, детектив? - Часть гонорара за выполненное дело. Скажем, тридцать процентов. Сакура стукнула по столу. - Сорок пять – и это мое последнее слово. Запомни, я тебе еще нужна. - Вы договариваетесь меня убить, а деньги разделить пополам? – неожиданно раздалось с порога кухни. Сакура резко повернулась, надевая на лицо невинную улыбку. - Оу, Хоук, привет. А мы тут… - Сакура сделала паузу, - с Майлзом разговаривали. - Но мы уже закончили. Надеюсь, тебе понравился мой кофе, Сакура. – холодно произнес Итачи. Сакура прошла мимо Хоука, чуть кивнув ему, и уходя, хлопнула дверью. Хоук хмыкнул, и молча прошел в гостиную, не задавая вопросов. Как говорила Карин, все вопросы он задавал потом.
