В жизни преуспевающего менеджера и студента последнего курса Наруто Узумаки была одна единственная слабость, в которой он не мог признаться самому себе. Эта слабость то пропадала месяцами, то могла внезапно объявиться на пороге квартиры глубокой ночью, даже не предупредив о своем визите. Эту слабость звали Учиха Саске, ныне известным под именем Коннора Хоука. Саске и Наруто выросли вместе, в небольшом провинциальном городке на берегу озера. Там практически всегда светило солнце, а теплый ветер гнал запахи полевых цветов и трав. Наруто рос без родителей – они работали на другом конце страны, оставив любимого сына на попечение деда Сарутоби. Он был хорошим стариком, этот Сарутоби, и очень любил детей. Наруто был самостоятельным, общительным, но очень одиноким мальчиком. Жарким летом, когда солнце нещадно палило, а земля покрывалась трещинами от отсутствия дождей, он прятался от жары под старым раскидистым ясенем, к одной из веток которого были прицеплены веревочные качели. Наруто не слишком любил лето – ему больше по душе была теплая, неторопливая осень во всем ее коричнево-золотистом великолепии. С Саске они учились в одной школе. Казалось, у того было все – и любящая семья, и красивая мама с тихими, печальными глазами, и старший брат, всегда забиравший его из школы, и популярность среди девчонок, и похвалы учителей… да и играл он в школьном оркестре – на ведущей скрипке. Наруто отчаянно завидовал черноволосому пареньку - у того было все, о чем он мог только мечтать. Но так получилось, что они подружились. Банально до безобразия – будучи аутсайдером в классе, Наруто подвергался всяческим нападкам и издевательствам со стороны сверстников. Часто выходя победителем в драках, зарабатывая себе репутацию грубияна и драчуна, мальчик пытался утвердиться. Но Саске мало обращал на него внимания, до тех пор, пока сам не ввязался в одну из драк, выступив на стороне Наруто. С тех пор они стали общаться – сначала просто здоровались при встрече, кивком головы или рукопожатием, потом Саске заинтересовался музыкой, которую Наруто постоянно слушал, - и это была отправная точка. Надо сказать, здесь они нашли друг друга – Учиха был настоящим меломаном, а сам Узумаки стал приходить на репетиции школьного оркестра, - из солидарности, конечно. Он не любил классическую музыку, но не мог не признать, что Саске играет потрясающе для своего возраста. После репетиций Саске, как бы извиняясь за то, что заставил ждать, наигрывал ему любимую Smoke on the water американской группы Deep Purple. Потом они обычно шли в открытую летнюю кафешку, где ели мороженое и болтали ни о чем. Наруто много слышал от Саске о его старшем брате, Итачи. Казалось, когда речь заходила о нем, мальчик мог говорить без умолку – и в голосе чувствовалось неподдельное восхищение. Наруто познакомился с Итачи – когда они случайно встретились с ним в этой же кафешке. Городок был небольшой, так что такие встречи не были редкостью. Тогда старший брат Саске сидел вместе с матерью, Микото. Итачи что-то тихо рассказывал, а мать смеялась, пряча улыбку за изящной ладошкой. Друг потянул Наруто за их столик, и, усевшись, Саске представил его своей семье. Микото была приветлива и необычайно красива в своем легком платье, а на сияющей светлой коже не было ни следа загара. Ее старший сын был очень на нее похож. Итачи носил длинные волосы, собранные в низкий хвост, в чертах лица угадывались черты и Микото, и Саске. Только глаза, как показалось Наруто, были уставшими. Саске рассказывал, что его брат усердно учился, готовясь к поступлению сразу в два университета, - сколько же лет разницы, получается? Братья были сильно похожи, но не менее сильно отличались. Наруто было удобно их сравнивать, так как они сидели рядом. Саске напоминал растрепанного вороненка, - со своими темными, темнее, чем у Итачи, волосами. Взгляд у младшего был колючим, у Итачи же – спокойным и уверенным. Он тихо смеялся над шуткой брата и трепал его по голове, на что Саске раздраженно говорил, что он уже не маленький. За что зарабатывал тычок в лоб и фразу «Глупый маленький брат». Микото, повернувшись к Наруто, расспрашивала его о нем и его семье. Оказалось, что она и Кушина, мать Наруто, были давними школьными подругами, пока жизнь не разлучила их: Кушина рвалась за пределы маленького городка, в большой мир, Микото же предпочла остаться в своем тихом и спокойном уголке. Наруто было очень приятно, что Саске много рассказывал о нем, и принимался увлеченно говорить, эмоционально жестикулируя. Он говорил, что родители далеко-далеко, а сам он живет у дедушки. Но нет-нет, папа и мама звонят ему практически каждый день. Папа у него классный, зовут его Минато, у него свой бизнес в большом городе. О, а мама занимается защитой редких видов животных, в частности лисиц, и постоянно в разъездах по всяким разным конференциям. Она такая же красивая, как Микото, у нее длинные рыжие волосы, она постоянно улыбается и заразительно смеется. Микото его слушала и улыбалась, говоря, что хотела бы увидеть его родителей, и чтобы Наруто при случае передавал им привет. Наруто не замечал, что Итачи и Саске, закончив свою дружескую перепалку, с интересом его слушали. Больше поражал взгляд Итачи – взгляд темных, красивых глаз, дружелюбный, холодный и цепкий одновременно. Да, помнится, Саске говорил, что его брат – сложный человек, но он очень хороший. Такие встречи случались довольно часто. Наруто был счастлив и горд, что понравился семье Саске. Он часто видел Микото и Итачи, идущими из магазинов, - оказалось, что старший всегда помогал матери по хозяйству, - и весело здоровался с ними. Иногда он встречал Микото одну и провожал ее до дома, таща тяжелые сумки, или просто составляя ей компанию. Эти прогулки заканчивались замечательными посиделками за чашкой жасминового чая, источающего легкий приятный аромат. А Итачи всегда легко можно было встретить в парке. В небольшом тенистом парке с круглой фонтанной площадью. Старшего Учиху можно было найти на одной из деревянных резных лавочкек, под старым вишневым деревом, увлеченно читающим какую-нибудь старую, потрепанную книгу. Наруто часто проходил мимо, побаиваясь своим присутствием отвлечь Итачи, но вскоре понял, что тот его все равно всегда видит, и поэтому будет по меньшей мере невежливо не поздороваться. Мальчик выдерживал на себе взгляд старшего, и здоровался кивком головы, немного нервно улыбаясь. За что получал ответный кивок и – можно поклясться, - тщательно скрываемую полуулыбку-полуусмешку. Наруто злился на себя. В самом деле, сего он боится Итачи? Это же любимый старший брат Саске, а Саске не умеет ошибаться в людях. Тем более – это его семья. Время неумолимо шло, складываясь в недели, месяцы и годы. Друзьям было уже по семнадцать лет, и взрослая, самостоятельная жизнь становилась все желаннее и ближе. Саске вырос, в его поведении появилась взрослая сдержанность, которая пропадала в присутствии Наруто; сам Узумаки не утратил своей оптимистичности, разве что стал более трезво смотреть на некоторые вещи. Время готово было раскинуть их в разные свои потоки – Узумаки поступал на менеджмент управления, а Учиха собирался стать журналистом. Все, как у всех нормальных друзей – клятвы и обещания, что будут созваниваться и списываться по интернету, что будут приезжать друг к другу на каникулах, и что никогда не предадут крепкую дружбу, испытанную годами. Они оба изменились, но в душе так и остались детьми. Шутливое соперничество, следующее вместе с ними рука об руку годами, осталось, наверно, одним из самых светлых воспоминаний. Да, кстати, они продолжали иногда заходить в ту самую кафешку и брать там по мороженому, но чаще они просто брали кофе (а Саске – молочный шейк) с собой и отправлялись встречать закат на крыше самого высокого здания в городке. Примостившись на небольшом парапете, они молчали. Наруто прикрывал глаза, подставляя лицо ласковому солнцу, а Саске, свесив ноги вниз, смотрел куда-то вдаль. Во всем этом была странная меланхолия, присущая скорее книгам Ремарка, которого Учиха постоянно читал, а не их реальности. Наруто размышлял, как на самом деле сложится их жизнь, - он любил мечтать и планировать. Больше этого он любил воплощать планы в жизнь. Когда последние лучи солнца скрывались за тонкой линией горизонта, и тишину нарушала проезжающая где-то далеко внизу электричка, Саске нарушал молчание. Это могло быть пессимистичное замечание или просто неопределенное хмыканье. В такие моменты взгляд его темных, темнее, чем у Итачи, глаз был обращен к проезжающему поезду. Он заворожено смотрел на него и думал о чем-то своем, чем-то, что казалось Наруто абсолютно непостижимым. Когда они были детьми, Саске говорил, что хочет уехать очень далеко, вместе с проезжающим поездом. Он бы прихватил Наруто с собой, если бы тот захотел. Но как же брат, которого он так любит, недоуменно спрашивал Наруто, все-таки польщенный этим предложением. А Саске лишь пожимал плечами и сокрушенно признавался, опустив голову, что не знает. Так они проводили последние деньки вместе. Встречались и прощались, смеялись и ругались, делились планами на будущее. Смотрели на яркое полотно неба и расплавленный диск солнца в лилово-золотых волнах цвета, завороженно, словно видя в первый и последний раз. Теплый ветер теребил волосы и одежду, и, как всегда, приносил запах полевых цветов и трав. Наруто смотрел на улыбку Саске и улыбался вместе с ним. Наверно, тогда стоило понять, что этот человек станет его камнем преткновения на всю жизнь. Но Наруто просто смотрел в темные глаза Саске и тихо, мягко улыбался, повергая Учиху в недоумение. Все рухнуло в один момент. Был конец августа, пришли первые дожди, перешедшие в ливни. Теперь ветер был беспощадным вором: он срывал еще зеленые листья с деревьев, кружил их по бесконечной спирали воздушного потока, ломал и выхватывал из рук хрупкие зонтики, сбивал с пути и гонял проклятые облака по кругу снова и снова. Все рухнуло с последним раскатом грома. Пегим пасмурным днем, когда бушующая стихия рвалась в окна, в дверь настойчиво позвонили. Наруто был один, и прекрасно знал, что старик Сарутоби вернется только завтра. Кого же могло принести? Надо сказать, что в доме Наруто было очень уютно: вытершиеся, гладкие деревянные полы, стены, увешанные солнечными пейзажами и натюрмортами, чугунная винтовая лестница на второй этаж, большие окна в светлых рамах, которые сейчас задернуты шторами. Пробежав вниз по лестнице и чувствуя неладное, Наруто подошел к двери, босыми ногами чувствуя приятную шершавость деревянного пола. Отперев многочисленные замки и сняв несколько цепочек, Наруто распахнул дверь. Сердце пропустило один удар, ухнуло куда-то вниз, и забилось в бешеном темпе. На пороге, устало прислонившись к косяку двери, стоял Саске, мокрый, жалкий, даже без плаща и зонта – вода стекала с него в буквальном смысле. Наруто без лишних слов и приветствий затащил его в свою квартиру, невольно удивившись ощущению холодных хрупких запястий под своими теплыми ладонями. Дождь глухо барабанил по занавешенным окнам, на старом проигрывателе тихо играла пластинка Led Zeppelin. Что-то случилось, - стучало в мозгу у Наруто, но это и так было понятно. Наруто попытался заговорить с Саске, но тот лишь поджимал губы и хмурился, сцепив руки в замок. Практически самостоятельно переодев Саске, Узумаки разместил друга на мягком диване, накинув на плечи теплый плед в шотландскую клетку, и поставил на небольшой столик две большие кружки дымящегося какао. В комнате сразу же запахло молочным шоколадом, и даже дождь, казалось, стал тише. Наруто заглянул Саске в глаза, что само по себе было сложной задачей, - тот сидел, опустив голову, и отросшие волосы, сейчас мокрые и от этого казавшиеся еще чернее, падали ему на лицо. Узумаки откинул волосы со лба друга и посмотрел тому в глаза. Глаза были покрасневшие, словно Учиха плакал, долго, безудержно, но это было невозможно – Саске не плакал. Никогда. Наруто не расспрашивал друга – то ли боялся первым начать разговор, то ли дожидался, когда Учиха сам захочет подать голос. Они сидели друг напротив друга, их дистанцией был низкий журнальный столик в восточном стиле: под красное дерево, с витиеватой резьбой, но острыми, угловатыми линиями. Две простые белые кружки стояли поверх стеклянной столешницы. Наруто нервничал, но не хотел этого показывать. Отпив большой глоток какао, и, как ему показалось, слишком громко поставив чашку на столик, он чуть-чуть поерзал в кресле, устраиваясь поудобнее. Узумаки старался не смотреть на Саске – он впервые в жизни боялся вида своего друга. Во всей его позе чувствовалось тщательно подавляемое отчаяние: ссутулившийся, бледный, с мокрыми спутанными волосами, страшным пустым взглядом, смотрящим в одну точку, мимо Наруто, куда-то в сторону окна – он был словно тенью себя. Губы подрагивали, словно пытались сдержать рыдания или выговорить какие-то слова. Парень глубоко вздохнул. Наруто молился, чтобы не было ничего непоправимого, но сердце чувствовало по-своему, то пропуская удар за ударом, то принимаясь стучать в бешеном ритме. Хотелось схватить Саске за плечи и крикнуть ему в лицо: «Придурок, давай, выкладывай!» Разум строил теории, искал выход из напряженного лабиринта волнения. Может, Саске поругался с братом?.. Наруто представил Итачи и Саске. В его воображении Итачи слабо, словно снисходительно улыбаясь, трепал Саске по голове, словно маленького. Они практически сравнялись в росте, поэтому со стороны это смотрелось довольно…комично и трогательно? Боже, Наруто, о чем ты думаешь? Наруто мотнул головой. Нет, это из разряда фантастики. Саске никогда не поругается с Итачи. Ни-ког-да. Сколько он не пытался представить их в ссоре – он не мог. Попробуйте представить страуса в полете. Неестественно, против природы и порядка вещей. Дождь все барабанил, и было слышно журчание воды, - на первом этаже вообще все было прекрасно слышно. Если бы Наруто обернулся и посмотрел в окно, то он бы увидел, что сквозь пелену дождя проглядывают яркие лучи солнца. Они преломляются на каплях воды, и над всем городом висит радуга. Она пока призрачная, эта радуга, но с каждой секундой становилась все ярче и ярче. Но Наруто было не до этого. Наруто было страшно. Казалось, он чувствовал боль и отчаяние Саске, как свое. Заставив себя посмотреть на лицо друга, он почувствовал, как кровь отхлынула от его лица: Саске плакал. Но вполне возможно, что это была капля воды, скользнувшая с пряди волос на лицо. - Он убил их, Наруто, - тихо прошептал Саске. Казалось, он лишился голоса, и способен был лишь тихо шептать и хрипеть, – Итачи. Все рухнуло, когда гром прокатился по крышам, безуспешно пытаясь догнать молнию. Наруто почувствовал, что его пальцы до боли вцепились в подлокотники кресла. Тело напряглось, пульс участился, а повисшая тишина рухнула, как дамба под напором воды: тиканье часов было слишком громким, капли дождя отстукивали страшную мелодию, а проигрыватель, молчавший несколько минут, решил проигрывать старую пластинку снова. Наруто мало что помнил из того неправильного, иррационального, яркого дня. Помнил, как слушал тихий, уверенный, абсолютно бесцветный шепот Саске, помнил, как выполнял его просьбу и давал клятву, обещание, одно из многих, помнил, как кидал нужные вещи в сумку и давал Саске деньги. Он помнил глухой грохот, резанувший по барабанным перепонкам – Учиха в порыве отчаяния и, может быть, гнева, швырнул свой телефон в стену. Он помнил, как звонил кому-то, вроде отцу, как ехал с другом на оживленный вокзал, помнил, как Саске пустым взглядом провожал пейзажи за окном вагона электрички. Наруто помнил, как взял с него обещание, помнил, как про себя отметил, что Саске идет его клетчатая рубашка – но мысль была так безумно неуместна, что он даже не принял ее во внимание. Дождь все шел сквозь радугу. Идущие навстречу люди улыбались, а лучший друг надел капюшон темно-синей толстовки, скрывавший лицо практически наполовину. Они шли быстро, спешили, иногда нервно оглядывались. Саске боялся, и его страх Наруто чувствовал собственной кожей, и, держа его за руку, чувствовал, что тот крепко, отчаянно держит его пальцы. Паспорт, деньги, билет, страховка, вещи – все, больше ничего не надо! Взгляд и объятие. Прощание и обещание. Лицо Саске в окне поезда, Наруто, бездумно следующий следом за вагоном. Конец перрона, прекращающийся дождь, и проглядывающее вечернее солнце. Теплый ветер трепал мокрые волосы Наруто, которые сейчас казались блекло-золотистыми. Он смотрел на поезд, который увез Саске очень далеко и думал, правильно ли он поступил, оставив друга одного. Уверенности не было, но Наруто все равно надеялся, что поступил правильно. На следующее утро местные СМИ пестрели заголовками и сообщениями об убийстве четы Учиха. Но Саске уже был далеко, вне досягаемости преследующего брата. Итачи не был признан виновным – на месте преступления не нашли ни одного доказательства его вины, напротив, все говорило о том, что преступление было совершено несколькими людьми, среди которых старшего сына не было. Наруто не отвечал на настойчивые звонки, и готовился к отъезду. Он никому не говорил, где Саске, - даже старик Сарутоби, прекрасно догадывающийся о том, что уж Наруто-то знает, где его лучший друг, не добился ответа . Сам Наруто терпеливо ждал знакомого голоса в трубке, но дождался лишь короткого сообщения с незнакомого номера. «Все в порядке. Я в ***» Это было удивительное стечение обстоятельств - Узумаки уехал учиться туда же, в тот же город. Он обрадовался, но не стал искать Саске. Повседневная жизнь сама столкнула их вместе. Наруто тогда еще не понял, что так или иначе, вся его жизнь будет завязана на Учихе. Они изредка общались через интернет, Саске спокойно, без интереса рассказывал о своей учебе, и неподдельно интересовался жизнью Наруто. А потом случилось то, что друзья никак не могли ожидать. Ранним утром Наруто позвонили с номера Саске – оказалось, что в его телефонной книге был лишь его номер, и сухим голосом сообщили банальную новость – Учиха в больнице в тяжелом состоянии. Правда, назвали его почему-то Коннор. А дальше история известна. Саске больше не было – был другой человек, был Хоук Коннор. Как узнал позже Наруто, Учиха Саске не существовало уже давно – по достижению восемнадцатилетия тот поменял все документы, взяв имя Хоука Коннора. Еще находясь в больнице в, казалось бы, беспомощном состоянии, с переломанными ребрами и амнезией, Хоук показал себя наглым эгоистичным ребенком. Пользуясь своим положением и безотказным сочувствием Наруто, он гонял его туда-сюда: то он хочет шоколада, то купи ему полное собрание фильмов Мартина Скорсезе, то он хочет почитать Бальзака, то его все достало в этой больнице, забери, забери меня, Наруто, мне скучно. Наруто сжимал кулаки, видя хитрую улыбку Хоука, и шел выполнять пожелания больного. После аварии он так и не вспомнил свое настоящее имя. Учиха терпеливо именовал себя Хоуком Коннором. Извращенная копия Саске, кривое отражение, такое похожее, но такое другое. Суррогат. Карикатура. Не Саске. Наруто был даже рад, что Хоук так и не вспомнил тот ужас, который пережил младший сын Микото. Невидимый надлом в личности исчез, произошло обновление, реинкарнация. Он взял Хоука под свое крыло, чувствуя за него ответственность. Он не знал этого человека, но хотел знать, хотел знать так же, как того молчаливого, но очень живого, друга. Он устроил его на работу в то же место, где работал сам. Он таскал его к Хатаке Какаши, в надежде, что Хоук вспомнит, кто он такой. Но время шло, и улучшения не происходило, и однажды Наруто не выдержал. Он рассказал Хоуку все о нем, все о Саске, вскользь упомянул о том, что его родители погибли, поэтому Учиха уехал в другой город. Хоук внимательно его слушал, сохраняя на лице бесстрастное выражение, а его взгляд пугающе напоминал Наруто взгляд Итачи – открытый и тяжелый. Хоук слушал и курил, не проявляя интереса. Казалось, он слушал не Наруто, а A Perfect Circle, тихо играющих в колонках никогда не выключаемого в полутьме небольшой квартирки ноутбука. Когда Наруто закончил свой рассказ, Коннор лишь слабо улыбнулся и потрепал Наруто по голове, в точности так же, как это делал со своим глупым младшим братом Итачи. Наруто дернулся от ранящих воспоминаний. «Спасибо за интересный рассказ, друг, но мне это совершенно не нужно», - вот что он сказал тогда. Криво улыбнулся той тонкой хитрой улыбкой, какой-то лживой и неправильной. Наруто обреченно прикрыл глаза. Может, он слишком поздно все это рассказал?.. На тот момент в Хоуке практически ничего не осталось от Саске: он курил, чего бы Учиха себе никогда себе не позволил, любил сладкое и терпеть не мог Ремарка, считая его занудным. Он сам придумал себе свою историю, сам придумал свой характер, свои привычки и жесты. Хатаке только в недоумении приподнимал бровь, когда слушал Наруто, рассказывающего ему о Саске, которого он знал когда-то. Все складывалось намного сложнее, чем врач сначала предполагал, - простой случай частичной амнезии оборачивался раздвоением личности, осознанным или неосознанным – сам Хоук не мог дать ответа. Он упрямо не ассоциировал себя с Саске, приписывал его воспоминания себе и отказывался говорить об Учихе. В конце концов, эта длинная история закончилась так, как и должна была закончиться после такого перелома – Хоук подыскал себе комнату, поступил в университет и отдалился от Наруто, встречаясь с ним только на работе. А потом он ушел и оттуда. Он не мог притворяться тем Саске, которого знал Наруто. Он не хотел под него подстраиваться, он не хотел обманывать своего единственного друга. В конце концов, как он и сказал Какаши: «Я – другой человек». Наруто понимал, что должен отпустить Хоука, не пытаться удержать этого своенравного парня с птичьим именем в клетке. Клетка была распахнута, пташка улетела, а Наруто начал строить свою жизнь. Он не шел ни по стопам отца, ни по стопам матери, но от этого никто особо не расстроился. Он хотел открыть свое собственное дело, набирался опыта и понемногу откладывал деньги. Конечно, придется брать кредит, но все же. Он жил в милой квартирке недалеко от центра города, слишком тесной для его величества Коннора, а для Наруто – то, что он хотел. Окна выходили на небольшой оживленный скверик с мелким фонтаном в центре и замечательной пончиковой всего в квартале от дома. Наруто любил высовываться по ночам из окна, словно ребенок, и чувствовать водяную пыль на лице. К сожалению, такие моменты выдавались редко, потому что, в отличие от Хоука, Наруто был трудоголиком. Дома он просто сходил с ума и готов был лезть на потолок, преимущественно, от безделья. Все остальное время, проводимое дома, он спал. Тогда был один из тех дней, а точнее, вечеров и ночей, которые Наруто проводил вне квартиры. Заходить в этот небольшой бар было его привычкой, поразмышлять, выпить пива, составить планы, попытаться позвонить Хоуку, и если тот возьмет трубку и не сбросит вызов, потрепаться. Кибе, одногруппнику, звонить не хотелось – потащит в клуб, или на вечеринку друзей друзей, а утром Наруто очнется на другом конце города, хорошо, если у кого-то квартире, и плохо, если с тем же Кибой в обнимку. Нет-нет, у него завтра смена, и нужна будет свежая голова. Хоук не отвечал, а нудные гудки раздражали, поэтому Наруто прекратил бесплодные попытки позвонить другу. Так было всегда. Взгляд зацепился за экран телевизора, по которому шла трасляция какого-то древнего матча с участием Милана. Наруто тихо фыркнул и сделал глоток. Он недолюбливал итальянцев после того, как его девушкой побывала фанатка Италии. Фанатка не только итальянских шмоток, но и кухни, истории, футбола, и языка, да всего, что, блин, связано с Италией. Она очень любила цветы, и чем их было больше, тем лучше, любила дорогие рестораны и пафосные клубы, очень любила истеричные пьесы в несколько актов на тему «Ты меня не любишь!», которым позавидовали бы Мольер с Шекспиром. Надо ли говорить, что Наруто с ней долго не провстречался? - Двойной «Гордонс», колотый лед, лайм и тоник, - послышался голос недалеко от Наруто. И почему все так любят джин, резкий, горький и сухой напиток с можжевельным привкусом? Наруто сам себе ответил, пожав плечами. На него нападала хандра, совершенно не свойственная его характеру. - Спасибо. Наруто краем глаза смотрел на экран телевизора, а его разум, за неимением деятельности, прислушивался к звукам пересыпаемого колотого льда в рокс с джином, к шипению тоника и тихим разговорам в баре. Здесь был черно-желтый контрастный полумрак, добротное, но не без изящества, помещение с небольшими квадратными столиками и гладкой, длинной барной стойкой. Наруто как раз сидел за ней, и сидел уже один. Сейчас он испытывал чувство дежа вю. Так уже было. Только джин пил Саске, нет, Хоук. Наруто бросил косой взгляд на посетителя, заказавшего «Гордонс». Холодный, тяжелый, но одновременно открытый и доброжелательный взгляд темных глаз столкнулся с взглядом Наруто. Конечно же, они узнали друг друга, но ничего не сказали. Ему показалось, что посетитель дернулся, словно хотел встать из-за барной стойки и подойти к Наруто. Но Узумаки отвернулся и попросил счет. «Твою мать». Не изменился ни на год, разве что взгляд стал измотанным, но сохранил свою спокойную холодность. Та же аккуратность в одежде, безупречные длинные волосы, собранные в низкий хвост, одежда темных цветов, все то же красивое ожерелье на шее и отстраненный вид – да, это был старший брат Саске, Итачи. Наруто знал, что его оправдали, но он помнил слова лучшего друга и не хотел иметь с этим человеком ничего общего. «Неужели он ищет Саске?» - мелькнула мысль, но тут же сменилась злорадным: «Попробуй, ублюдок!» Итачи, казалось, делал вид, что его не видел. Наруто старался не смотреть, но он знал, что его узнали. Он чувствовал немой, настойчивый вопрос, направляемый в его спину. Холодок прошел по коже неприятной волной. Боже, неужели ты, Узумаки, боишься? Быстро рассчитавшись, парень вышел из бара и вдохнул прохладный воздух. В крови бурлил адреналин. Итачи нашел Саске или это просто случайность? Как все было на самом деле? Вопросы сыпались один за другим, но ответы на них не были предусмотрены. Конечно, Наруто мог вернуться и взять интервью у старшего Учихи, но это было нервным бредом, мимолетной мыслью, проскользнувшей в мозгу. В любом случае, Наруто чувствовал, что до Хоука нужно дозвониться. Убедиться, что с ним все в порядке, а еще лучше – встретиться. Подальше отсюда. - Добрый вечер, Наруто, - послышалось за спиной. Все тот же спокойный тембр голоса, от которого веяло меланхоличным безразличием и холодной вежливостью. Наруто заставил себя повернуться. Он все еще стоял на крыльце бара. Рядом была ярко освещенная в ночи проезжая часть, а с неба шел неторопливый снег, напоминавший о заброшенном городке Сайлент Хилл. Итачи был выше его, наверно, ростом с Хоука, в темном пальто в английском стиле, с черным шарфом поверх. Его руки были засунуты в карманы, а взгляд был выжидающим. - Неожиданная встреча, - не улыбаясь, произнес Наруто, откинув капюшон черно-оранжевой куртки и позволяя снегу оседать на светлых волосах. – Мир тесен. Но боюсь, мне с вами не о чем говорить, Итачи. - Ты так считаешь? - тонкие губы Итачи дернулись, но не сложились даже в подобие усмешки. Ворона, сидевшая на проводах, громко каркнула и отправилась в полет над ночным городом. Учиха проводил ее безразличным взглядом. - Мы с вами не слишком много общались, чтобы у нас было много тем для разговора, - фыркнул Наруто, прекрасно понимая, о чем пойдет речь. - Но одна тема все-таки есть. Где мой брат? Итачи слегка растягивал гласные, когда говорил, но его речь все равно была слегка отрывиста. Наруто прищурился. - Твоего брата больше нет, Учиха. - Ложь. - Я знаю, о чем говорю, - почувствовал уверенность Наруто, - Несчастный случай. Его больше нет. - Ложь. – Итачи оставался совершенно невозмутимым, но взгляд его становился тяжелее с каждой секундой. - Мне без разницы. Это не мое дело, что вы мне не верите! - Не вижу никакого смысла верить неумелой лжи. - Как хотите. – пожал плечами Наруто, повернувшись и уходя. Ветер дул ему в спину, словно пытаясь увести его подальше от Итачи. - Я его найду, Наруто. Он – мой брат, хоть и глупый, раз не увидел правды. «Он видел достаточно», подумал Наруто, переходя на другую сторону улицы и все еще чувствуя взгляд Итачи. Все это выбивало из привычной колеи. Зачем Итачи Саске? Неужели для того, чтобы просто поговорить или… Что Саске, что Хоук – а все равно один камень преткновения. …или произошла чудовищная ошибка? Вопросы, вопросы, вопросы. Голос Хоука – сонный и явно с похмелья, но Наруто невероятно рад его слышать после месяцев тишины. Он направился в кафе, где потом через сутки встретил проблемную девушку по имени Сакура, туда, где Хоук любил брать миндальный кофе, а на двери висел противно звенящий колокольчик. Он так и не сказал Коннору, что видел Итачи. У его друга не было брата. Не было того странного и страшного человека, которого он спустя годы увидел сегодня в одном из баров города, живущего в привычном ритме для любого мегаполиса.
