А здесь меня всё меньше и меньше, А здесь меня осталось чуть-чуть, Отпусти меня, дай уйти, туда, куда я хочу(с)Зак Май.
В Конохе. Наруто сидел полный печали на кровати, осматривая свою квартиру: ничем не примечательная, стол по среди комнаты, два стула, кровать и шкаф, в конце комнаты стоял холодильник, который почти всегда был пуст. На глаза выступили слезы, и он еле сдерживался, чтобы не зареветь — так он переживал из-за Сакуры — его напарницы. Его детской любви. Ками, да он бы сейчас отдал все, лишь бы услышать очередное ругательство, получить очередной подзатыльник. Наруто очень волновался, переживал и тосковал по Сакуре. Вначале ушел Саске, теперь пропала Сакура, а это уже было слишком — эти двое были необходимы Наруто как воздух. Слезы потекли по глазам белокурого парнишки; было слишком горько. Она пропала после того, как на Коноху напали враги. Наруто изводил себя вопросами и догадками, зачем же понадобилась Сакура? Пятая упорно отказывалась разговаривать с ним на эту тему. Но она сама переживала не меньше Наруто за свою ученицу, делая все возможное, чтобы найти ее. Цунаде начинала терять надежду, что Сакуру вернут домой, но она этого не показывала, а наоборот, пыталась подбодрить остальных, говоря, что Сакура сильная и справится. Внезапно в дверь постучали, и Наруто подскочил от неожиданности. «Интересно, кто это может быть?» — подумал парень. Встав с кровати, он направился в сторону двери, в которою кто-то настойчиво опять постучал. Наруто открыл дверь: перед ним стояла девушка с черными волосами и серыми глазами — Хината. Щеки девушки были покрыты румянцем, ресницы опущены, и весь вид ее казался робким и стыдливым. Наруто посмотрел на нее серьезным пристальным взглядом, от чего Хината чуть не потеряла сознание, но она со всей силы сжала свою руку в кулак, ощутив свои же ноготки, которые вызвали боль. Девушка пришла поддержать Наруто, а не падать в обмороки. — Хината? Что ты тут делаешь? — спросил озадаченный Наруто. — Я пришла, чтобы поддержать тебя, — каждое слово ей давалось с трудом, само ее нахождение здесь уже было подвигом. — Ну проходи, я тебя чаем угощу, не стой на пороге, — тихо произнес Узумаки первое, что пришло ему в голову и отошел, приглашая Хинату во внутрь, — присаживайся. Наруто направился делать чай, оставив девушку сидеть на кровати. — Наруто-кун, не переживай за Сакуру-чан, она сильная и сможет вернется, просто верь в это, — Хината пыталась подбодрить Наруто. — Одной надежды будет мало, да и я не уверен, что это поможет. Мы с Сакурой верили, что Саске вернется, если мы будем думать о нем. После этого недолгого разговора повисла громовая тишина. Каждый думал о своем. Хината сидела и смотрела в пол, а Наруто делал чай и искал конфеты, которые куда-то засунул. В итоге найдя их, он поставил на стол маленький чайник и две чашки с конфетницей. — Готово, можем начинать чаепитие, — грустно улыбнулся парень. — Спасибо, — лишь тихо произнесла Хината. Они пили чай в полной тишине, и у каждого были свои мысли. «Я понимаю, что это неподходящий момент, и он, наверное, не ответит мне взаимностью, но попробовать стоит, не могу же я вечно ожидать его ответа». «Интересно, она сказала правду, когда спасала меня от Пейна?» — Хината... — Да, Наруто-кун, — испуганно ответила та. — Я хочу кое-что спросить. Я хотел тебе сказать... оставайся сегодня у меня. Девушка поначалу не поняла смысла сказанного, но после того, как до нее дошло, она очень сильно покраснела и начала мямлить непонятное себе под нос. — Хината, с тобой все хорошо? — обеспокоенно спросил Наруто, подходя к ней, он сел перед девушкой на корточки. — Наруто-ку... — девушка начала терять сознание. Но Наруто успел ее поймать, укладывая на кровать.
А в это время в логове Ястребов тоже проходило чаепитие. Мрачная комната, темные ободранные стены. По среди комнаты стоит стол, а вокруг него стоит множество стульев. 3а этим столом сидели четыре человека. Красноволосая девушка была одета в синие короткие шорты и длинную бежевую футболку. Напротив нее сидел парень, улыбаясь недоброй хищной улыбкой — Суйгецу, играя ложкой между пальцев. Рядом с ним сидел рыжеволосый парень, смотревший отрешенно в одну точку, а во главе стола сидел Саске, как обычно одетый в белую рубаху, не оставаясь ни на секунду без своей катаны. — Саске-кун, ты сегодня такой милый, — Карин улыбалась во весь рот, и легкий румянец покрыл ее щеки. — Карин, я забыл тебе сказать кое-что важное, — серьезно обратился к ней Суйгецу, почесав ложкой макушку своей головы. — Начнем с другого, разве твоя дурья башка может помнить что-то серьезное? — фыркнула Карин, поправляя очки указательным пальцем. — Э-э-э-э, милая, в этом-то и вся разница. — Ты о чем? — ей не нравилось, когда говорили загадками. — А ты знаешь, что наша гостья, назовем ее так, сущий розоволосый ангел, и что вполне вероятно, Саске увлечен ей. Какая жалость, тебе опять ничего не достанется, — Суйгецу сказал ей это шепотом так близко, что она почувствовала его дыхание на своей коже. Карин все это время помешивала ложкой чай. — Зато тебе достанется, — вскочила она резко, выливая содержимое чашки на голову парня, — что? Ты же любишь у нас водичку. — Стерва! — Животное! — Вы, оба, угомонитесь, — прервал их ругань спокойный голос Саске, — у нас нет времени на это. — Он первый начал, — попыталась оправдаться Карин. — Мне все равно. 3амолчите. — О, ну подумаешь, обменялись любезностями, да, моя очкастая принцесса? — Суйгецу ухмыльнулся, глядя в глаза Карин. — Ага, какже, — выдавила из себя девушка почти шепотом. — Саске, так зачем ты нас позвал? — спросил Дзюго. — Я хочу отправить на разведку Суйгецу и тебя, Дзюго. Вы отправитесь в Коноху и узнаете, как обстоят там дела, только не выдайте себя. Сакуру я сам буду опрашивать в течении этих дней, а дальше — посмотрим, ну, а на счет тебя Карин, ничего не меняется, ты попрежнему будешь носить ей еду. Всем все ясно? — Да! — ответили в один голос сокомандники, начав расходиться по своим делам. А сам Саске направился в комнату Сакуры, узнать пришла ли девушка в себя. До комнаты Сакуры идти, наверное, минут десять, так как само убежище было очень большим, и иногда сами члены команды терялись среди этих катакомб, а где находится комната Саске вообще никто не знал. Добравшись до комнаты, в которой находилась Сакура, парень достал ключ и тихонько отворил дверь: девушка металась во сне, что-то нечеленораздельно бормоча. Парень медленным шагом направился к ней, сев на кровать он стал прислушиваться: она просила, чтобы Саске не бросал ее. Он ошарашено слушал ее сонный бред, после чего взял за плечи, встряхнув пару раз, чтобы та пришла в чувства. Сакура успокоилась и потихоньку начала открывать глаза. Увидев Саске, она вздрогнула, в секунду забравшись под одеяло до подбородка, как будто это могло ее уберечь от Учиха. Испуганные глаза смотрели напряженно на парня. — Что ты тут делаешь, опять пришел пытать меня? — Нет, я этого делать не буду. Со временем ты сама мне все расскажешь, — послышался спокойный голос Саске. — Не будь таким самоуверенным, с чего это вдруг я должна тебе что-то говорить? — Просто поверь, ты сама мне все расскажешь, ты ведь до сих пор меня любишь,Сакура. — Не льсти себе, я не знаю, что ты там себе навыдумывал, но это — не ко мне, — злобно ответила девушка. — Тогда почему такая бурная реакция? Когда человеку все равно, то и действия соответственные и эмоции другие, — усмехнулся Саске до боли знакомой ухмылкой. — Потому что меня это раздражает, Саске. Ты слишком эгоистичен, думаешь, что все должны перед тобой преклонятся. Ха, но не в этот раз, и не со мной — ты — мое прошлое, моя детская любовь, но как же ты достал меня, — буквально выплюнула в лицо парню Сакура, закончив той самой фразой, которая ее когда-то так больно ранила множество раз. Девушка надеялась задеть его за живое, но было непонятно, достигнута ли цель, так как ни один мускул на лице Саске не дрогнул. — Ты сама себя выдала, что ж, это предсказуемо — это же ты — Сакура, — но опять ноль эмоций, тогда зачем это заявление? — И когда же? — Сакура приготовилась к пререканиям. — Во сне. Тут девушка горько рассмеялась, улыбнувшись недобро. — Да, я люблю тебя, и что с того? Тебе какое дело? Иди, помсти кому-то, — это отражало все: да, любила, любит, а разве можно приказать сердцу? Разве можно взять все чувства и забыть, как будто выкидывая на помойку? Как мусор, который разлагается, а смрад его мешает дышать, разве так можно поступить с любовью, пусть даже уже маниакальной, переходящей в паранойю? И все бы ничего, вроде бы не больно, вроде бы терпимо. Но это иллюзия, которую создает раненое сознание, в надежде спастись от душевной боли. С одной стороны — это хорошо, что не видишь, а с другой стороны — тебе это так нужно, вот оно противоборство. И вот, только она начала налаживать свою больную душу как какой-то расстроенный струнный инструмент — появился он. Он. Воплощение всей радости и горести, любви и ненависти, болезненно толкая опять к боли, ведь это так мучительно: приходить в себя, а иллюзия лопается в долю секунды как мыльный пузырь, заставляя принимать реальность, а она так ранит. Рука Саске моментально оказалась на шее девушки, болезненно сжимая горло. Парень приблизился к ней и поцеловал. Но девушка не шелохнулась, не ответила. Это было желанно когда-то давно, когда-то в ее детских фантазиях, но при другой ситуации. — Лучше ударь, к чему эти игры? — это была как пощечина для девушки, но только, если боль физическая со временем проходит — то такая остается навсегда, врезаясь в сознание и закрадываясь в самое сердце. Это как нож, который с легкостью разрезает кожу, но если от настоящего оружия остаются шрамы, то от таких порезов — раны не рубцуются. Девушка как будто находилась в прострации, как будто смотрела на себя со стороны: вот Саске ее целует, и становится так холодно, такое ощущение, что весь холод его души парализует ее тело, вот он ее гладит по щеке, вот дотрагивается до волос, рук, хватка руки ослабевает, а вот и вовсе отпускает ее шею. Теперь он взял ее лицо в свои ладони и пристально смотрит в глаза, из которых вот-вот хлынут слезы. Как она хотела бы сейчас оказаться в своей кровати, накрывшись с головой одеялом — лишь бы не быть сейчас рядом с ним — ее мучителем, с тем, кому она когда-то отдала свою душу и сердце, но разве это возможно? Зачем все это? Неужели? Кто угодно, но только не Саске. Одно дело, когда все остается мечтой, когда не познаешь всей сладости, и все остается догадкой, но сохраняется и остается мечта, такая чистая и ясная как горный хрусталь, такая святая и невинная как первая слеза новорожденного, и вот, ее душу как хрустальный сосуд ударили, попадая в определенную точку, от чего этот сосуд разлетелся на мелкие осколки, царапая все нутро до такой степени, что душевная боль превысила всю былую физическую. Но он продолжает смотреть ей в глаза, как будто пытаясь получить ответ на интересующий его вопрос. Опять целует, и тело начинает ее предавать, обрушиваются воспоминания как цунами, сметая все на своем пути — ее губы приоткрываются, а сознание, которое совсем на грани, начинает затуманиваться. Есть лишь два рта, которые изучаю друг друга, сливаясь в одно целое, его проницательный взгляд, даже без шарингана он видит ее насквозь, но она и не скрывает, нет смысла. И так все ясно — она любит его, точнее любит свои воспоминания о нем в нем же. Разве такое возможно? А может быть она во власти его Мангекю, а Саске сделал так, что она не увидела три Томое — эти запятые в его глазах, когда активируется шаринган, и это все иллюзия, которая сливается с сокровенными тайнами ее сознания? Тогда — хорошо. Тогда не страшно, а значит — не больно, и она может опять предаться фантазиям, которые кажутся такими реальными... Девушку затрясло, как от озноба, руки сами потянулись, обнимая свою реальную иллюзию, прижимаясь к Саске всем телом так сильно, что парень на секунду прервал поцелуй: взгляд ее был отрешенным, губы были сложены в какой-то странно улыбке. «Загляни в мои глаза — там нет ничего, пустошь, но они видят тебя так хорошо. Посмотри на мои губы — они так нуждаются в твоих поцелуях, но они смогут любить в другом месте, а здесь... Чем быть тут, если ни всем?» Сознание Сакуры поглотило что-то, выдавая желаемое за фантазии. Глаза закатились, но улыбка так и осталась на губах девушки. Саске почувствовал, как розоволосая обмякла в его объятьях: такая теплая, с легким румянцем на щеках, полная его противоположность: девушка, ранимая, искренняя, чистая, готовая на все ради него, а он скрытный, сдержанный, прожженный чувством мести, с очерствевшим сердцем, которому наплевать на нее. Что это, почему он тянется к ней, почему внезапно захотел поцеловать? Каприз? Право взять то, что и так отдано ему добровольно? Или желание вновь стать мальчишкой, который раньше мог так легко улыбаться, который терялся в кронах деревьев, наслаждаясь порывами ветра — они так приятно когда-то обдували его лицо, а теперь этого нет.
